«Картины –это куски пространства, отвоеванные у хаоса.» М. Айнбиндер.

Как написана картина? Как это определить? Ведь это самый важный вопрос. А совсем не – что изображено на картине? Из этого «как» все и вытекает: о чем? Что? Сколько (гения, ремесла, мастерства, себялюбия, служения, желания продать, желания жить: здесь рядом или не здесь, а в картине) и т.д. И это всё равно – пейзаж ли, натюрморт, многофигурная композиция…

«Увидеть» картину не всегда легко. Даже те, которые знаешь, любишь. Придешь в музей к знакомой, казалось бы вещи – получить заряд наслаждения – ан, нет! То ли устал, то ли свет не тот, то ли народу много … Не помогает, не выхватывае тебя искусство, не спасает сегодня. Вообще этот момент бывает редко.

Ещё важно где висит картина, рядом с чем, на чём… Лучше всего, по-моему, когда не на чём. А стоит на мольберте – отдельно от всего в мастерской художника. И если в мастерскую Дали или Вермеера не попасть, то к современнику, с которым нам посчастливилось жить, можно напроситься. Но это ему-художнику всегда трудно. Этого не надо забывать.

Итак, картины М. Айнбиндер впервые я увидела в самом плохом выставочном контексте – в крошечном помещении, вернее рабочем кабинете м.б. издательства, а м.б. и нет, но заваленном книгами, столами, урнами. (Только пусть на меня не обижаются добрые хозяева этого кабинета! Они отдали под выставку всё, что могли — Стены. И этого оказалось достаточно. Один т.с. взгляд на картину и ты в ней. В этом туманном пейзаже, где точка зрения художника взята очень низко, и холм возвышается над тобой в сумерке и замкнутости своей массы, а наверху сосны стоят на фоне светлого неба. Но тут всё дело в композиции. Как-то это необъяснимо высроено — и вверх и в глубину одновременно. Есть такой термин — остранение пространства. Этот приём был уже у Тинторетто… У итальянцев вообще уже «всё» было. А уж в золотом 17в. Европейского искусства… Не хочу приводить тяжелую артиллерию Старых мастеров. А с другой стороны как же без них? Особенно в этом случае!? Преподаватель Рижской худ. Академии сделал когда-то выговор студентке Айнбиндер: «Вы что для Лувра пишите?»

Но 2-мя лучшими картинами на выставке в одном из издательств в Иерусалиме , были «Окна».

Пейзаж, данный из окна (или в окне), имеет давнюю традицию и не только в Европейском, но и восточном искусстве. Вспомним Матисса. Какие это прекрасные виды…, но на что? На архитектурные памятники? Или прорисованные пейзажи? Что мы «ищем» в окнах, даже своих? Это, наверно, самая медитативная тема в искусстве. Мы наблюдаем мир. Мы не участвуем в нем. А у Матисса и в восточной традиции это изображение…. Рая.

Художник передает не событие, а состояние. А как его «состояние» материализовать?! Как его потрогать? Как изобразить? Это не просто. Сложные изобразительные задачи ставит перед собой не каждый художник. Но Мария Айнбиндер из их числа.

Виртуозно написано окно с полуоткрытой рамой! Отражение в стекле под углом делает композицию динамичной, внутренне подвижной. Этой же задаче отвечает вибрация света на толщенном(!) красочном слое. А ведь этой красочной массой передаётся воздух! Так пастозно в светлой гамме работал… не могу вспомнить кто. Может быть никто, кроме М.Айнбиндер и не работал!?

Эрмитажные реставраторы шутят, что Рембрандта можно поднять за нос. Тогда по аналогии можно сказать, что М.А. можно «поднять» за воздух.

И ещё хочется вспомнить 1 окно. Это очень знаменитая сцена в фильме М. Антониони «Профессия репортер». Она — сцена уникальна по времени -9 минут статики. Это кульминация фильма. Мы не замечаем наезда камеры на окно. Зритель просто смотрит во двор. Там ничего не происходит или почти ничего. Пробегает мальчишка, проезжает машина, тихо мечется по двору героиня — юная Мария Шнайдер… Солнце. Жара. И только позже выясняется, что героя — Д. Николсона, который остается как-бы позади камеры (это он смотрит в окно), в это время убивают. Этот прием – передачи наивысшего внутреннего напряжения при внешней статичности-потрясает.

В картинах М.А. нет драмы, а есть вот эта глубокая содержательность достигнутая чисто живописными средствами.

Эти картины, а также акварельные натюрморты и другие работы врядли привлекут к себе внимание любителя декоративной живописи. Это живопись не коммерческая в современном понимании этого слова. Вполне возможно, что это картины для Лувра. Впрочем, и Израильские музеи подходят для Иерусалимского художника – Марии Айнбиндер.

А.Кацман